Страх полета - Страница 47

- Тихо, тихо! - поднимаясь с пола, Ольга Ивановна уже беспокоилась, как пережили бросок люди в салонах, и первые - вот эти плачущие девочки-стюардессы... такого ли ожидали они от романтической профессии, когда рвались в небо? - Тихо, спокойно! - твердым голосом повторила она. - Возьмите себя в руки! Приведите себя в порядок! Мало ли что в воздухе может случиться! - И увидев, что девчонки пытаются отстегнуться и встать, прикрикнула: - Сидеть! Я сама схожу, посмотрю, как там в салонах.

В салонах все было по-прежнему, только взмокшие лица и тяжелое дыхание пассажиров говорили сами за себя. Во втором салоне на заднем ряду бледным пятном маячило лицо Наташи, она махнула рукой, что там порядок. Ольга Ивановна, придерживаясь за спинки кресел, в опасении нового броска, осторожно прошла по первому салону вперед, вернулась назад: здесь тоже порядок. Ни у кого из пассажиров теперь не возникнет ни малейшего желания отстегнуться.

Она села в переднем вестибюле, пристегнулась, уперлась локтями в колени, а подбородок положила на сжатые кулаки. Все тело болело, как будто его измял какой-то безжалостный каток. После пережитого потрясения, с отключением сознания на несколько секунд, в голове стоял звон, а действительность воспринималась как через сетку, бледно и размыто. И только иногда, сквозь разрывы в этой сетке, реальность происходящего больно стегала по нервам.

В летной жизни старой проводницы бывали передряги, но, в основном, рабочего порядка. Как-то она попала в сильную болтанку при обходе грозы; одного из пассажиров, с которым она весь полет воевала, чтобы пристегнулся, выдернуло из кресла и шмякнуло о багажную полку головой. Пришлось вызывать к трапу врача, но, к счастью, человек отделался шишкой.

Она вспомнила, как умирал от инфаркта пассажир, до ближайшего аэродрома оставалось полтора часа лету, она ничем не могла помочь, и сознание собственного бессилия рвало на куски сердце. Пассажир умер при заходе на посадку, она плакала над ним, как над родственником.

Однажды она сама чем-то отравилась перед продолжительным полетом, чуть тогда не отдала концы, но до последнего держалась на ногах и исполняла обязанности в салоне, пока девчонки не уложили ее на свободные кресла. Ей тогда было так плохо, как никогда, ее вынесли на носилках, и скорая помощь с сиреной и мигалками неслась в город, и она меркнущим сознанием ощущала даже какую-то гордость, что ради ее спасения расступаются встречные машины.

Но все эти случаи не шли ни в какое сравнение со всем ужасом, пережитым ею в этом бесконечном полете. Такой тревоги, такого страха, такой ответственности она не испытывала никогда. И, наверное, уже не испытает.

Ее вдруг пронзило отчетливо-яркое осознание того, что этот ее полет может стать последним. Дочка останется одна... долг перед банком...

Потом вспыхнула мысль: страховка! Ребенок получит страховку за ее гибель и рассчитается с банком. Только... какова сумма этой страховки? Соизмерима ли она со стоимостью хоть той несчастной однокомнатной квартиры?

В это время капитан обратился к пассажирам с проникновенными словами. Она не вслушивалась в смысл, но прочувствовала интонацию: экипаж был на последнем пределе!

Ольга Ивановна стала молиться, чтобы все обошлось. Ей жалко было несчастных пассажиров, она жалела свой смертельно уставший, геройский экипаж, и девочек своих, и себя. Помолившись, она тяжело встала, усталой походкой прошла на кухню и по громкой связи отдала команду принять рекомендуемую позу и ожидать скорого приземления.

* * *

- Отшкалилась! - Витюха внимательно следил за перемещением стрелки радиовысотомера. Радиоволны отбивались от лежащей внизу поверхности и возвращались назад, время отскока воплощалось в показаниях прибора. Сейчас прибор показывал высоту семьсот сорок метров.

Штурман был озабочен одним: соответствует ли темп уменьшения высоты на радиовысотомере показаниям вертикальной скорости на вариометре. Пока вроде получалось, что и вариометр, и радиовысотомер показывают плавное, по два метра в секунду, уменьшение высоты. Значит, внизу ровная поверхность, надо полагать, лед. А вот если стрелка радиовысотомера пойдет к нулю более энергично - значит, набегает земля, склон, значит... не дай бог, вынесло на берег Святого Носа. Тогда - только энергично влево с набором высоты!

Только откуда же у неуправляемого самолета возьмется эта энергия разворота.

Он старался очень точно прокладывать по карте курс, учитывая, что самолет сносит вправо вместе с общим перемещением воздушной массы относительно земной поверхности. Надо взять упреждение, градусов десять, на снос. До северной оконечности полуострова по расчету еще минут семь. Прибор показывает путевую скорость четыреста пятьдесят. Угол сноса плюс девять. Ветерок слева, попутно-боковой.

- Степаныч, давай еще - правому добавь, левому прибери.

- Поставил. Крен три, левый. - Бортинженер, поглядывая через левое плечо на авиагоризонт капитана, потихоньку взял на себя весь контроль по кренам. - Держу левый три.

- Я слежу... - Димка уже пришел в себя и старался включиться в работу, как все.

- Остановились. На курсе.

- Крен убрал. Режим поставил обоим восемьдесят.

- Добавь пару процентов обоим: вертикальная четыре, великовата.

- Добавил: режим восемьдесят два.

- Хорошо, теперь сдерни.

- Режим восемьдесят.

- Хорошо, вертикальная три. Высота триста по РВ!

Экипаж, собрав остатки сил, старался выдержать вертикальную скорость. Капитан в процессе снижения сбалансировал машину на скорости четыреста километров в час. По мере выработки топлива из баков, расположенных в стреловидных, откинутых назад крыльях, центр тяжести машины потихоньку смещался и смещался вперед, и самолет теперь летел более устойчиво. Стрелка стабилизатора застыла на делении три градуса.